Кровать номер два спустя несколько часов заняла девятнадцатилетняя Эллада, гречанка из Майкопа. Лада была невероятно красива, настоящая Артемида.
Ночью с 8 на 9 декабря кровать номер три досталась женщине из хутора в районе Миусского лимана. У неё это были четвёртые роды. Третий ребёнок умер от "младенческой", - таково простонародное название синдрома внезапной детской смерти. Судьба четвёртого ребёнка была неясна: повздорив с мужем, беременная на седьмом месяце, она подняла на плиту "выварку", кастрюлю на тридцать литров, в которой запаривают зерно скотине. "Внутри вроде что-то оборвалось", - и новорождённый мальчик весом чуть больше килограмма был в стабильно-тяжёлом состоянии с неясным прогнозом. Женщина была довольно стрёмная.
Кровать четыре заняла двадцатилетняя жительница Таганрога. Первые роды у неё закончились смертью новорожденного, вторые прошли благополучно. Она очень трогательно рассказала о своей беде. В фокусе рассказа был её муж, который поддерживал её и в трагической потере, и потом, во время второй беременности. Кровать четыре стояла вдоль стены, чтобы можно было открывать дверь.
Напротив, на кроватях пять и шесть, к вечеру 9 декабря оказались две очень похожие таганрогские красавицы. Муж одной из них был рыбным браконьером, муж второй - рыбнадзором.
Кровать семь заняла женщина, бывшая первым браком за спортсменом-тяжеловесом. После ухода из спорта он начал её бить. Когда битьё достигло уровня "быть иль не быть, вот в чём вопрос", она сбежала. Новый муж тоже был спортсменом-тяжеловесом, тоже бывшим.
Кровать восемь досталась азовчанке, у которой в первых родах умер ребёнок в печально знаменитом азовском роддоме. Чтобы не рожать там же ещё раз, она как-то "устроилась".
Последняя, девятая кровать, простояла пустой до вторника, 10 декабря. К вечеру на неё уложили оседлую цыганку Женю. Женя была старше всех остальных в палате, вторые роды, девочка. Муж, русский, почему-то хотел сына (один сын, подросток, у них уже был) и требовал, чтобы Женя написала отказ от новорождённой. Зря он это придумал, сказала Женя.
Все, кроме молчаливой азовской женщины и меня, активно рассказывали свою "жизнь_не_роман".
А у меня не было ни книжки, ни, к слову сказать, своих ложки-кружки-полотенца, и главной задачей было развести ощущение, что жизнь течёт меж пальцами паутинкой тонкою, и реальность, которая, вообще говоря, была не так уж и плоха.
Особенно учитывая, что было с чем сравнивать.
